Магнитоальбом Радио «Абракадабра»

Наверное, это самое счастливое время. Всё придумывалось и воплощалось с удовольствием и с лёгкостью. Во всяком случае, так мне тогда казалось. С ежедневной (еженочной) работой дискжокея в дискотеках было покончено. «ГИТИС» (РАТИ) в июне выдал диплом. Я был свободен как никогда. 10 лет общеобразовательной и 8 музыкальной школы, 4 года в «ГУЦЭИ» и 4 в «ГИТИСЕ» (меня сразу взяли на 2ой курс дневного отделения) – всё осталось позади. Пришло время расслабиться и отвязаться.

Альбом лета 1987 года писался и сводился Игорем Замараевым в студии Владимира Ширкина (Муслима Магомаева) в московском окраинном ДК на Люблинской улице. Идея «нон-стоп» уже использовалась в предыдущем «Коллаже», но не была исполнена. Тогда, собрав все песни воедино, на широкий 8 канальный рулон, мы свели их без пауз, но альбом более 40 минут не помещался на бобины, а потому распространителям не нравился. На «Абракадабре было решено использовать 60 минутные кассеты по 30 минут каждая сторона. Не бобины! Качество страдало, но заказчики понимали – это выгодно! Кассеты получили большее распространение за счёт компактности и цены. Мало кому нравилось таскать с собой бобинный магнитофон. А кассетник? Нет проблем. Модно. Круто. На альбоме, кроме написанных мною, много «фирменных»: «Кадиллак» - Модерн Токинг, «Худсовет» переделанный дискжокеями с мадонновского «Holiday», «Край стай» A-ha, «Кто стучится на мой Хаус» «Dead or Alive» - это «фирменные» «минуса». То есть фонограммы без голоса “Smoke on the water”, «Абракадабра», «ВДНХ» Эдди Хантингтона, «Тяжёлый день» (You’re in the army now) – записывал сам. Интересна история «Мини-макси» и «Карины» - фонограммы фирменные, но вокальные темы мои. ??? Сейчас объясню: мне попали минуса, а оригиналы нет. Не пропадать же классным аранжировкам. Я придумывал вокальные партии, писал тексты – результат на диске. Для соблюдении авторских прав сейчас, мне достаточно переписать фонограмму, сохранив вокал и текст – и песня моя.



Каждое летнее утро, часам к десяти, я подъезжал на синеньких «жигулях» 13 модели к дому Замарая на улицу 1905 года и через всю Москву! мы ехали в Люблино. Пока за 30-40 минут доезжали (не поверите!), я уже знал что и как будем делать. Это был верный ход, то, что не придумывалось дома, додумывалось с Замараевым перед самой записью. Надо знать Игоря – человек он лёгкий, позитивный, умеющий всегда поддержать во всех начинаниях. И, самое главное, умеющий за пультом это воплотить. Его фишка: искать и находить начинающих и всячески им помогать.

Идея «Абракадабры» - это абракадабра во всём: и в ритмах, и в стиле и в голове… 1987 год для всей Советской страны был многообещающим… Если добавить к этому мои 25 лет, то многое на альбоме становиться понятным. Сатира «Худсовета» (меня из подполья никуда не пускали), «Тяжёлого Дня» (ежедневная рутина советского служащего, описанная Сергеем Мировым), наконец тема Ирака-Ирана, где непонятно «кто-кого-за что». Экологический мотив «Дым над водою» («Горит народное хозяйство! Флора-фауна страны!») «Я хочу тишины» - не желание мириться с беспардонным окружением. «Карина» - история «несчастной» интуристовской проститутки (из личных наблюдений). «Край стай» - римейк «Охоты на Волков». «Сиреневый Кадиллак» о загрязнении любимого города. «Кто стучиться на мой «Хаус» - о зарождающимся молодёжном экстремизме. «ВДНХ» - насмешка над «майорами пронинами» из понятных органов, наблюдающими за мной. Вполне гражданский взгляд. Да, он ёрнический, но открытый и понятный. Улыбка там, где вообще-то не смешно. Это моё понимание жизни образца 1987 года.



1987. Я увольнялся из «Интуриста», уходя в свободное плавание. Устроил «посиделку» для коллектива. Бармены. Официанты. Карины. Среди провожающих, конечно же, оперативник. Довозя меня, подгулявшего, до дома, он сказал: «Хороший ты Серёга парень, жаль что стукач». Я в драку. Он: «Я сам твои донесения читал!» Выяснилось, что от моего имени писались доносы о положении дел в моей дискотеке. Кто приходил? С кем? Что продавал? Почём? Сколько купил валюты? Я тогда очень расстроился, доказывая, что ничего не писал. Он не верил. Договорились, что он предъявит мне мои «доносы». Больше я его не видел.